Заканчивая уборку и укладываясь спать, Стефани чувствовала, как сидит где-то в груди червячок раздражения. Она пыталась прогнать его весь вечер, но в итоге ничего так и не получилось.
Виновника даже искать не требовалось: он сегодня целый день щеголял только полученной формой, улыбался во все тридцать два и рассуждал, каково ему будет там, на фронте. Там, куда Роджерс путь заказан. Подрабатывать медсестрой в местной больнице её взяли с трудом, что уж говорить о том, чтобы стать фронтовым врачом?.. А ведь она пыталась. Много раз.
Потому что хотела помогать людям.
Сейчас будет пытаться ещё и потому, что где-то там будет сидеть под пулями её Джеймс-чтоб-его Бьюкенен Барнс. Она ведь не может бросить своего лучшего друга в одиночестве, верно?..
Хотя, сбежать со Старк-Экспо, куда Баки притащил её на очередное двойное свидание – проклятье, скучно ему что ли, одному ходить с девочками развлекаться, и как ему не стыдно перед парнями, которые при одном взгляде на неё, низкую, тощую и болезненную, понимают, что им сегодня ничего не обломится?.. В общем, сбежать со Старк-Экспо ей ничего не помешало. Бросила друга там в компании его очередной девушки и ни разу не пожалела.
Ага.
Вообще.
Ни разу.
Уборка отвлечься не помогла. Вот только мысли об испорченном вечере плавно перетекли в размышления о том, каково ей на самом деле будет тут без Баки.
По всем представлениям выходило, что как минимум очень, очень хреново.
Так что не удивительно, что к моменту, когда пришла пора уже ложиться и спать, настроение у Стефани было – хуже некуда. И сделать с этим ничего не удавалось.
Потому что завтра вечером Барнс уедет. В сто седьмой пехотный, туда же, где служил отец Роджерс. А она останется одна. В большом, слишком большом только для неё Бруклине.
Проклятье.
И ведь далеко не факт, что она сможет когда-нибудь рассказать ему о своих дурацких мечтах. Уже не потому, что не хватит смелости, а потому, что Баки ведь может и не...
Так. Стоп.
Резко мотнув головой, Стеф решительно сдёрнула покрывало с кровати, а затем шагнула к шкафу. Помедлив, открыла полку, на которой лежали вещи Джеймса – оставленные на случай, если он будет здесь ночевать (что было не раз и не два, между прочим), сейчас они могли сослужить совсем другую службу. Во всяком случае в тот момент, когда Роджерс, сбросив одежду, натянула на себя рубашку Баки, с удовольствием зарывшись носом в воротник и вдыхая запах, жизнь стала самую малость полегче.
Ровно до того момента, как раздался звонок в дверь.
Вовремя, что тут ещё скажешь.
В не самых лестных выражениях размышляя о том, кого могло принести к ней в столь поздний час (и вообще в такое подходящее время), Стефани быстро натянула домашние брюки, заправив в них изрядно большую для неё рубашку, и прямо босиком затопала к двери, собираясь очень спокойно и вежливо объяснить нежданному визитёру, что он, собственно, нежданный, и сейчас вообще-то поздно, и...
И только открыв дверь, Стиви осознала, как она выглядит: растрёпанная, босая, в мужской рубашке, которая ей откровенно велика на несколько размеров...
Однако самое главное – то, что по ту сторону двери оказался хозяин этой самой рубашки.
Вот ведь... попала.
— Бак?

— Что к…
Закончить вопрос Стеф так и не успела. Потому что… потому что внезапно. Случилось.
Земля очень резво ушла из-под ног, пусть каким-то образом Роджерс и умудрялась ещё стоять на ней ровно и прямо. Чудо, не иначе…
Хотя по сравнению с тем, что сделал Баки – какого чёрта Барнс, что на тебя нашло вообще, как?.. так?.. что?.. – все чудеса разом меркли. И всё, что Стефани оставалось, это стоять, широко распахнув глаза, глядя в упор на лицо друга и чуть приоткрыв в удивлении рот. Приподняв руки, словно бы для попытки остановить, но так и не доведя её до конца.
Потому что. Баки. Её. Поцеловал.
Не во сне, не в глупых мечтах, которые Стеф гнала от себя как можно дальше, поскольку была уверена в том, что они никогда не реализуются.
Это – реально. Это…
В этот момент до неё донёсся наконец запах алкоголя. Земля моментально встала на место.
Так. Всё ясно. Барнс просто слишком пьян. Возможно, он даже не осознаёт, что целует именно её?.. Да и потом, Роджерс же видела, как он обычно целует девушек. Всяко не подобным образом. Видимо, действительно стукнуло что-то в его пьяную патлатую голову. Так что…
Так что можешь сказать своему разыгравшемуся воображению стоп, милочка, перестать радоваться тому, что сбылось невозможное, и попытаться привести его в чувство. Даже если тебе этого и не хочется, так будет лучше для всех.
И как бы больно ни было признавать, но это в самом деле так – против правды не попрёшь. Поэтому, подавив в себе желание закрыть глаза и позволить Баки продолжать творить глупости (позволить себе творить глупости, что важнее, ведь она в их странном дуэте обычно отвечает за серьёзность и рассудок, что и собирается сделать сейчас, собственно), Стефани всё-таки положила руки ему на плечи. Чуть сжала в пальцах ткань, борясь с абсолютно дурацким и неуместным (да нет же, уместным, просто у неё слишком толстый морально-этический кодекс) желанием притянуть Джеймса к себе, и наоборот чуть надавила. Отстранилась – не без сожаления, тут лгать вообще бессмысленно – и подняла на друга уже как обычно серьёзный взгляд.
— Баки, ты пьян, — вот, теперь она знает, как можно своими руками разрушить все шансы на собственное же счастье. Вот только Стиви слишком сильно его любит, чтобы всё было… так. По пьяни.
Слишком неправильно.
— Давай лучше зайдём в квартиру, я тебе сделаю чая и мы всё обсудим, хорошо?
С чем бы ты ни пришёл, я выслушаю, ты же знаешь, я всегда готова тебя выслушать…
Взгляд у Роджерс – внимательный, пытливый, и в нём действительно не разглядеть того, что на самом деле творится сейчас у неё в душе. Потому что… Это же её Баки. Он защищает её от всех, от кого только может, а она его – от него же самого. От ошибок, о которых он будет жалеть потом. Наверняка же будет. Ну не может Джеймс Барнс внезапно в неё влюбиться и заявиться посреди ночи, чтобы сообщить об этом таким экстравагантным способом. Просто потому, что она ему – друг. Да, лучший и самый близкий, но – друг.
И на утро наверняка ему будет стыдно за такое. Стыдно и неловко. И это может закончиться тем, что их дружба тоже… закончится. А этого лично Стеф не переживёт.
Поэтому лучше она его остановит… Пусть и не хочется.

Почему-то в тот момент, когда Баки всё-таки шагнул в дверь, Стефани одновременно ощутила изрядную долю облегчения – хоть какая-то определённость, это уже хорошо – и лёгкий приступ паники – отлично, он согласился, а дальше что?
… Дальше, для начала, можно дверь закрыть, как и собиралась. Проскользнув совсем рядом с Барнсом, так близко, что чуть сдвинься в сторону – коснёшься, Роджерс принялась возиться с замком.
Впрочем, она была вполне в состоянии признать хотя бы перед самой собой, что во многом тянет время, пытаясь собраться с мыслями. Нет, не сбегает – проклятье, это же Стефани Роджерс, ей свойственно что угодно, только не трусливые капитуляции, – но даёт себе время сообразить, как дальше вести беседу…
Все планы разлетаются в клочья, когда до ушей доносится вопрос. Стиви буквально вцепляется в ручку двери, словно та может спасти.
«Почему ты в моей рубашке».
Бак, а ты ничего более уместного спросить не мог?..
Вдох-выдох. Обернуться, выпустить дверную ручку из ставшей слишком крепкой хватки пальцев… но глаза поднять внезапно не получается, так что Стефани сверлит взглядом пуговицу на форме Барнса, словно бы это – самое интересное, что она вообще когда-либо видела.
— Потому что… — «Потому что я тебя вообще-то уже давно люблю, Баки, и вот так бессовестно пользуюсь возможностью быть хоть немножко ближе к тебе так, как мне никогда не светит. Потому что я не красотка с глянцевых журналов». Вдох-выдох. — Мне в ней просто комфортно. И тепло.
Между прочим, она чистую правду сказала… Не всю, но это уже детали, наверное.
Вряд ли Барнсу стоит знать все подробности…

Она чуть было не вздрогнула под этим прикосновением – неожиданным, выбиващюим из спокойствия… приятным чуть ли не до боли.
Стиви, всё-таки ты такая дура. В конце концов, это же твой Джеймс Барнс, твой Баки, чего тебе его бояться?..
Это действительно её Баки. Вряд ли кто-то другой мог бы сказать что-то подобное. Роджерс тихо вздохнула, а потом – позволила себе маленькую слабость: склонила голову набок и чуть потёрлась щекой о тыльную сторону тёплой ладони друга. Друга, Стефани, не забывай об этом.
— Идём. И ты мне всё скажешь, хорошо? — тихий, тёплый голос, внимательный взгляд голубых глаз, отголосок улыбки в уголках губ. Роджерс мягко коснулась кончиками пальцев лежащей на её плече руки, обхватила ладонь и потянула за собой на кухоньку – маленькую, но уютную. Барнсу всегда нравилось тут сидеть, он сам ей это говорил. Значит, это самое лучшее место для того, чтобы всё обсудить. В безопасной, привычной обстановке ведь всегда легче, правильно?..
Правда, самой Стеф тоже не помешало бы расслабиться – из-за всего… этого она чувствовала себя несколько… неловко (что не удивительно). И глупо – может, стоит всё же положить болт на все свои загоны и надуманные (надуманные ли?) проблемы и тоже высказать Барнсу всё, как есть? Именно для того, чтобы он не уезжал на фронт так. Интересно, а с его стороны это – как?
— Какой ты чай будешь? Или тебе лучше кофе? — тихий смешок был несколько неуверенной попыткой пошутить – судя по всему, набраться Баки таки успел изрядно, и кофе тут действительно поможет прочистить голову лучше, чем чай. Вот только нужно ли ему именно это? Может, Барнс наоборот думает, что лучше остаться с не совсем трезвой головой?
Признаться честно, какой-то частью себя Стиви жалела, что сама сейчас мыслит чересчур трезво.